— Что, прости?..

Пульс долбит в горле, в висках. Черт, эта пульсация повсюду. Господи… мне плохо.

— Скорую вызвала твоя соседка по общаге.

— Т-ты… Ты был там? — едва слышно спрашиваю сорвавшимся голосом.

— Был. Малоприятное место, — сухо подытоживает он.

Я снова начинаю дышать чаще. В голове роятся вопросы. Как? Почему? Видел ли он Кирилла? Или, может, ему кто-то из соседей сказал о моем ребенке? Нашем…

— Ты в порядке? — его тяжелый голос возвращает меня в реальность.

Несколько раз киваю и облизываю обветренные губы.

— Сколько… — судорожный вдох и выдох. — Сколько я нахожусь здесь?

— Ты проспала двое суток.

Нет, нет… Черт!

Подрываюсь или, по крайней мере, пытаюсь это сделать, но сил нет совершенно, и я со стоном падаю обратно на подушку.

Илай, уже успевший вскочить, чтобы мне помочь или остановить, немного расслабляется, когда понимает, что со мной все в порядке и, проверив трубочки и катетеры, снова садится рядом.

Я слышу, как он раздраженно выдыхает и ругается себе под нос.

Он злится? Или расстроен? Не могу разглядеть, потому что уже смотрю на него сквозь мутную пелену слез.

— Мне… мне домой нужно, — голос болезненно хрипит.

Илай качает головой.

— Это невозможно, Алиса. Тебе нужно пройти полноценное лечение, если ты не собираешься уйти в другой мир и оставить сына сиротой.

БАМ.

Сердце уменьшается до крохотного зернышка.

Он знает…

— Почему не сказала сразу?

Я отворачиваюсь, чтобы сморгнуть слезы.

Почему не сказала?

Господи… он серьезно?

Сглатываю горечь в горле.

— А должна была? — тихо срывается с моих обветренных губ.

Тишина. Она буквально потрескивает. На Илая не смотрю. Но он на меня смотрит, я чувствую это кожей.

— И кто отец?

Я прикрываю глаза. Делаю медленный вдох и выдох.

— Ты.

Я шепчу, и вокруг снова повисает тишина, дышать в которой становится каким-то проклятым испытанием.

Я буквально осязаю каждой клеточкой моего слабого тела, как Багиров обдумывает каждое мое слово. Препарирует…

— Если это шутка, то она не удалась, — наконец жестко чеканит Илай.

А у меня от его жесткости внутренности огнем обволакивает.

Стискиваю в кулаках простынь до боли в пальцах.

Чувствую себя идиоткой. Ей-богу. Но врать ему не собираюсь. Не так я планировала этот разговор, конечно, да и, если честно, не планировала его вообще. Но раз все так повернулось… Какой смысл отнекиваться? Зачем?

— Я знаю, что повел себя как последний ублюдок, но… блядь, — матерится он глухо. — Я хочу знать, кто отец твоего ребенка и что вас связывает. Если у вас семья и все такое…

— Ты совсем идиот?! — взрываюсь я и поворачиваю к нему голову. — Ребенку два года с небольшим… Ты действительно думаешь, что я смогла бы подпустить к себе другого мужчину после того, что ты со мной сделал?!

Выпаливаю это на одном дыхании, словно выплевывая комок черной горечи из своей изувеченной души.

Осторожно поднимаю на него взгляд и вижу, как тугие желваки играют на его квадратных, стиснутых челюстях.

Стиснутых до зубовного скрежета.

Я слышу его.

— Ну судя по тому, с кем ты разъезжаешь по ночам, вполне.

Горячая обида хлещет меня по щекам как знойный ветер. Я не хотела вести себя как идиотка, но какого хрена?

Я устремляются глаза к потолку и давлюсь горьким смешком.

— Ты придурок, ясно? — сдавленно выдыхаю я. — Убирайся! — тихо прошу. — Просто убирайся…

— Алиса… это, блядь, не смешно!

— Я и не шучу! — кричу из последних сил и бросаю взгляд полный боли прямо на него.

С минуту мы смотрим друг на друга, словно пытаясь испепелить. А потом он снова цедит по слогам:

— Чей это ребенок?

— Я уже отвечала на этот вопрос! — истошно кричу я. — Ты!

— Он не может быть моим! — срывается Багиров. — Я остановился…

— А ты все так хорошо помнишь?

Его ноздри раздуваются. Он смотрит на меня в эту секунду так, что я должна бы уж точно сгореть от его взгляда, но внутри меня сейчас огня не меньше.

— Я прекрасно помню, что не кончил.

Сердце колотится в моей груди, но я заставляю себя проигнорировать возмущение, взорвавшееся искрами в моем теле.

— А я прекрасно знаю, что забеременеть можно даже с прерванным половым актом. — Мой голос чудовищно спокоен. — И так вышло, что я забеременела. Но если ты хочешь считать, что не причастен к моей беременности, просто выйди и забудь обо всем. Я уже прожила без тебя три года. Мы прожили. И сможем прожить и дальше.

— Я вижу, как ты прожила, — сухо отвечает Багиров и окидывает меня неодобрительным взглядом, — и до чего себя довела.

Я шокированно открываю рот, прежде чем обретаю голос:

— Ну извини, живу как могу. Помощи ждать мне не от кого.

Багиров нервничает. Глубоко вдыхает через нос, а затем выдыхает, но напряжение никуда не девается.

— О какой помощи ты говоришь, Алис? — он вскидывает руки. — Или, по твоей логике, я, наверное, по небу должен был прочитать, что у меня есть сын? — Илай горько усмехается и нервно выпячивает языком нижнюю губу. Смотрит на меня в упор. — Я знаю, что ты не обязана была давать мне шанс и все такое, но это ты сбежала, ты предпочла скрыть ребенка…

— Скрыть?! — выпаливаю я, мечтая вскочить с этой долбаной кровати и выдернуть из себя чертовы трубки. — О, боже, Багиров, давай вот только без этого! Ты бы первым сбежал, узнав о моей беременности, а если бы не сбежал, то ты и твоя мать заставили бы меня сделать аборт, заткнув рот деньгами!

— Моя мать уже затыкала тебе рот деньгами, и ты не сильно сопротивлялась, принимая их! — Багиров прикрывает глаза и давит на них пальцами, выдыхая глухое: — Блядь.

Он поднимается со стула и отходит к окну. Шумно выдыхает. Закидывает руки за голову и стоит так, пока я борюсь с эмоциями, которые похожи на маленькие осколки стекла, поступающие вместе с лекарством в мою кровь.

— Прости… я не это хотел ска…

— Тебе нужно уйти, — шепчу я, только сейчас понимая, как сильно надломлен мой голос.

Но он остается абсолютно неподвижен, разве что опускает руки и прячет их в карманы джинсовых шорт. Не поворачивается.

— Я тот еще придурок и часто совершаю ошибки, знаю. Как и знаю то, что заслужил все твое недоверие и ненависть. — Илай с силой упирается лбом в окно, продолжая смотреть куда-то вдаль. — Ты можешь мне не верить, но я хотел все исправить. Хотел стать лучше для тебя. Возможно, слишком поздно… но хотел. А ты просто взяла деньги моей матери и исчезла.

— Ты. Ни черта. Не знаешь. Багиров!

Но он будто не слышит меня.

— Ты даже не попыталась дать нам шанс. — Илай невесело усмехается. — Хотя о чем я? Ты даже не посчитала нужным сообщить мне, что беременна.

Я рычу сквозь зубы от бессилия и вжимаюсь затылком в подушку.

— Зачем? Чтобы услышать тоже самое что и сегодня?! И вообще о каком шансе ты говоришь? Ты действительно считаешь, что в тот период жизни я должна была думать об этом?! Да мне тошно было только от одной мысли о тебе! Я жить не хотела! И да, я взяла деньги твоей матери, хотя изначально и не собиралась, вот только выбора у меня не было! Мне нужно было уехать! — горло саднит. — Но можешь не волноваться, ее деньги ушли так же легко, как и пришли ко мне. Считай, что карма меня настигла за это!

Багиров поворачивается, и я вижу в его глазах сокрушение. Но, господи… откуда оно у него?!

— Я все понимаю. Правда, Алис. Я, блядь, все понимаю, но какого черта ты не сообщила мне о беременности! Плевать, что ты там думала, я имел право знать! Моя реакция — это моя ответственность! Ты хоть представляешь, что сейчас творится у меня в голове?

Горький смешок срывается с моих губ.

— Это в твоей-то голове? А ты хоть на мгновение задумывался, каково было мне? Каково мне было воспитывать ребенка одной? Лечить его и сходить с ума, не зная, что делать? Разрываться на части, чтобы его прокормить…